События 11 сентября 2001 г. оказали огромное влияние на формирование внешней политики государств и междуна­родного права, лишний раз подчеркнув недостаточную эф­фективность существующего антитеррористического между­народно-правового режима.

В рамках последовавших антитеррористических меро­приятий были проведены военные операции в Афганистане и Ираке, разработаны новые превентивные и пресекательные антитеррористические меры, в том числе для глобальной транспортной системы в целом, и для судоходства в частно­сти. Были приняты новые международно-правовые акты, в не­которые международные конвенции были внесены поправки. В результате нападений между государствами был заключен ряд двусторонних соглашений, также ряд мер был введен от­дельными государствами в одностороннем порядке.

Инициаторами новых мер безопасности выступили США не только потому, что являлись пострадавшим от терактов государством. Неоднократно подчеркивалось, что в качестве реакции на данные теракты не последовало активных дей­ствий ни со стороны международного сообщества, ни со сто­роны СБ ООН.

Противодействие международному терроризму связа­но не только с заключением международных соглашений, но и с деятельностью международных организаций, т.е. с со­трудничеством на институционном уровне. Пока еще не созда­но международного учреждения, которое занималось бы спе­циально этими вопросами. Поэтому основная нагрузка падает на ООН и, в частности, на Генеральную Ассамблею (ГА) и СБ.

Следует подчеркнуть, что резолюции ГА ООН, по сути, определяют современную международную уголовную по­литику в сфере борьбы с терроризмом. Они активно влияют на формирование конвенционного антитеррористического механизма, содержание и направленность норм, касающихся терроризма. Резолюции ГА ООН по общему правилу отно­сятся к сфере так называемого мягкого права. Они, в отличие, например, от решений СБ ООН, не рассматриваются как юри­дически обязательные правила поведения, подлежащие соблю­дению всеми государствами. Поэтому их принято причислять к вспомогательным источникам международного права. Кроме того, резолюции ГА ООН оказывают большое морально-по­литическое влияние.

ГА ООН занимает довольно активную позицию в вопро­сах международно-правового противодействия современному терроризму. На следующий день после совершенных терак­тов (12 сентября 2001 г.) СБ принял резолюцию 1368, в кото­рой признал неотъемлемое право на индивидуальную или коллективную самооборону в соответствии с Уставом ООН. Считается, что таким образом предпринятые в рамках «войны с терроризмом» дальнейшие меры со стороны США были непрямо поддержаны СБ. Однако после этого со стороны СБ не последовало ни поддержки, ни легитимации односторонних действий США.

Резолюция СБ ООН 1373 от 28 сентября 2001 г. перепод- твердила право на самооборону и подчеркнула еще раз угрозу террористических актов для международного мира и безопас­ности. Резолюция также подчеркивает, что те, кто оказывал помощь исполнителям, организаторам и спонсорам этих актов, поддерживал или укрывал их, понесут ответственность за это.

Позднее была принята Резолюция 1377 от 12 ноября 2001 г., которая назвала терроризм в качестве одной из самых серьез­ных угроз международному миру и безопасности. Однако никаких конкретных мер или юридических оснований для дальнейших действий государств она не содержала.

Резолюции СБ ООН 1368 (2001) и 1373 (2001) иногда ци­тируются как временное обоснование контроля военно-мор­скими судами США в открытом море. В любом случае хо­телось бы подчеркнуть, что документы были бы слишком общими для того, чтобы обосновать подобные действия на по­стоянной основе или говорить о создании определенного прецедента.

В 2004 г. в резолюции СБ ООН 1540 было выражено осужде­ние в отношении распространения ОМУ. Во время обсуждения вопроса транспортировки ОМУ по морю также затрагивался вопрос о закреплении начатой к тому времени программы ИБОР-ОМУ в резолюциях СБ ООН, поскольку ОМУ представ­ляет собой угрозу миру и является агрессией против других государств. Однако, сославшись на недостаточное количество юридических оснований, СБ ООН отказался разработать ка­кой-либо документ в отношении процедуры задержания су­дов в открытом море. Также в данный момент в ООН была достаточно накаленная политическая обстановка в связи с на­чалом военной операции в Ираке. Резолюция СБ ООН с авто­ризацией вторжения в Ирак наткнулась на возражения России и Китая. В подобной атмосфере принятие документа, раз­работанного по инициативе США, с поддержкой ИБОР-ОМУ представлялось маловероятным.

Принятие СБ ООН 28 апреля 2004 г. Резолюции 1540 было пролоббировано США и Великобританией. Однако оба го­сударства также добивались включения в данный документ положения о допустимости остановки, поднятия на борт и инспектирования любого морского или воздушного судна при наличии достаточных оснований полагать, что на них транспортируется ОМУ или его составные части. США до­бивались своего рода мандата на начатую программу ИБОР- ОМУ. Однако Китай пригрозил, что наложит вето, и США были вынуждены удалить положение об инспектировании транспортных судов.

Таким образом, принятая резолюция подтверждает, что распространение ядерного, химического и биологического оружия, а также средств его доставки представляет угрозу для международного мира и безопасности, но совсем не упоминает программу ИБОР-ОМУ.

Резолюция также затрагивает особую угрозу терроризма, исходящую от негосударственных субъектов, которые также могут приобретать, разрабатывать, осуществлять оборот или применять ядерное, химическое и биологическое оружие и средства его доставки.

Проект Резолюции 1718 (2006) был представлен США и Япо­нией. Резолюция запрещает транспортировку в и из КНДР ядерного, химического или биологического оружия, а так­же материалов, способствующих его созданию. Государства призываются к совместным действиям для предотвращения транспортировки таких материалов. Каких-либо обязанностей данным документом на государства не налагается.

Первоначально в тексте резолюции также упоминалась допустимость использования военных сил, однако по настоя­нию Китая и РФ данное положение было удалено из проекта Резолюции. Также отказались и от требования проверять все грузы, направляющиеся в и исходящие из КНДР.

Резолюция вновь подтверждает, что распространение ядер­ного, химического и биологического оружия и средств его до­ставки представляет угрозу международному миру и безопас­ности. Основанием принятия документа называется заявление КНДР о том, что 9 октября 2006 г. были проведены испытания ядерного оружия. Также государства обязуются принять меры для предотвращения прямой или косвенной поставки, прода­жи или передачи КНДР — со своей территории, или своими гражданами, или с использованием морских или воздушных судов под их флагом — независимо от страны происхождения таких материалов.

Таким образом, эти резолюции предоставили общую юридическую основу для проведения антитеррористической деятельности. Также эти резолюции стали действительным правовым основанием для контроля подозреваемых судов в от­крытом море военно-морскими судами США.

Данный пример ярко демонстрирует все возрастающую роль резолюций международных организаций, что является одной из главных характеристик современного международ­ного права.

Тем не менее указанные резолюции носят слишком об­щий характер для того, чтобы обосновать подобные действия в отношении антитеррористических мероприятий на море на постоянной основе. Как уже указывалось, в резолюциях была подчеркнута общая необходимость бороться с угрозами международному миру и безопасности вследствие террористи­ческих атак. Однако какие-либо меры по борьбе с терроризмом на море в них не упоминались.

Хотя СБ ООН объявил о своей готовности предпринять ответные меры в связи с нападениями 11 сентября 2001 г., подразумевая свою готовность осуществить активные дей­ствия, дальнейшей реакции, основанной на положениях гла­вы VII Устава ООН, не последовало. Такое поведение СБ было сильно раскритиковано в этой связи, ведь его единственная резолюция могла бы установить новый прецедент в между­народном праве по применению силы при аналогичных об­стоятельствах. Представляется, что подобное поведение СБ ООН в данном случае связано с неоднозначным толкованием произошедших событий.

Нападения 11 сентября 2001 г. были осуществлены терро­ристической организацией, а не государством, что повлекло за собой споры о том, можно ли рассматривать концепцию самообороны в данном случае так широко, хотя ст. 51 Устава ООН не предусматривает, что нападение должно совершать­ся только государством. Допустимость использования права на самооборону также ставилась под сомнение, поскольку США отреагировали только месяц спустя после нападения. Критиковалось и количество гражданских жертв воздушных бомбардировок США во время военной операции в Афгани­стане (3 700-5 000 человек) по сравнению с 3 000 жертв во вре­мя нападения 11 сентября 2001 г., что рассматривалось как дополнительное основание для сомнений в том, действитель­но ли принцип пропорциональности был соблюден в данном случае.

Споры возникли и насчет классификации в международ­ном праве самого акта нападения 11 сентября 2001 г. Его пред­лагается рассматривать как вооруженное нападение, междуна­родный или немеждународный вооруженный конфликт, либо как международное преступление. Были предложения даже рассматривать этот случай как акт войны. США, как пострадав­шее государство, охарактеризовали теракты как вооруженное нападение на них Аль-Каиды.

Последовавшие в ответ на события 11 сентября 2001 г. дей­ствия США как реакция на акты терроризма были основаны на «превентивной доктрине нападения» для реализации права на самооборону. Она официально упоминается в Стратегии на­циональной безопасности США, опубликованной 20 сентября 2002 г.⁶ В соответствии с данной концепцией для своей защиты от терроризма у государства есть полномочия действовать «за­ранее», не зная о точном месте и времени возможного будуще­го террористического нападения. Концепция «превентивной самообороны» используется в международном праве начиная с июля 1981 г., когда Израилем были совершены нападения в Бейруте. Эти действия были подчеркнуто осуждены СБ ООН и ГА ООН в тот момент. Однако данная доктрина послужила основой для проведения спорных с точки зрения междуна­родного права военных действий против правления Садама Хусейна и режима Талибан в Афганистане, хотя до сих пор нет непосредственных свидетельств того, что нападения 11 сентя­бря 2001 г. были осуществлены именно Аль-Каидой под руко­водством со стороны режима Талибан.